First Slide
Second Slide
Third Slide
Особенности синтаксического параллелизма в поэзии И.А. Бунина
Синтаксический параллелизм в творчестве И.А. Бунина до сих пор не стал предметом специального научного исследования. В работах С.Н. Бройтмана, И.Б. Ничипорова, Т.В. Латкиной содержится только указание на некоторые тексты (прозаические и поэтические), в которых есть повтор смежных синтаксических конструкций. Между тем использование синтаксического параллелизма как в поэзии, так и в прозе позволяет художнику слова демонстрировать не только приверженность традиции, но и заявить о своей творческой индивидуальности.
Согласно определению П.А. Будберга, «параллелизм есть не просто стилистический прием синтаксического дублирования по заданной формуле, его применяют для создания эффекта, подобного бинокулярному зрению, – происходит наложение друг на друга двух синтаксических образов с тем, чтобы наделить их объемностью и глубиною, повторяется конструкция, в результате чего воедино связываются синтагмы, которые поначалу представляются лишь свободно следующими друг за другом». Скажем в добавление к определению Будберга, что природа параллелизма такова, что даже самые «находчивые» авторы не всегда могут расположить элементы речи в смежных частях текста так, чтобы в сознании воспринимающего текст читателя сложился единый, цельный поэтический образ. Вместе с тем синтаксический параллелизм — один из древнейших поэтических приемов, восходящих к периоду архаики, когда собственно зарождалась поэзия. В древнейших текстах (в частности в древнеегипетской и месопотамской литературах, в Ветхом Завете) ученые обнаруживают смысловой и синтаксический параллелизм, который затем лег в основу всей древневосточной поэзии, а затем (через посредничество византийской гимнографии) вошел в состав славяно-русского поэтического комплекса. Знал ли об этом Бунин?
Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим несколько стихотворений поэта, в которых присутствует синтаксический параллелизм.
Виды параллелизма в поэзии И. Бунина:
1) «Те часики с эмалью, что впотьмах/ Бежали так легко и торопливо…// Тот маятник лучистый, что спесиво/ Соразмерял с футляром свой размах…» («Солнечные часы», 1906-1911) – соединение синтаксического параллелизма со строфическим.
2) «Не туман белеет в темной роще,// Ходит по темной роще Богоматерь…»; «А наутро срежут их косами,/ А не срежут — солнце сгубит зноем» – («Канун Купалы», 1903) – отрицательный двучастный синтаксический параллелизм; образный параллелизм. На примере данного стихотворения можно увидеть, что фольклорная традиция синтаксического повтора предложений позволяла Бунину «обыгрывать» сюжет, расставлять нужные смысловые акценты.
В стихотворении переосмыслена евангельская притча о семенах: «Истинно, истинно глаголю вам: аще пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода» [Мк 4, 1-8]. « Смерть не семя губит, а срезает/ Лишь цветы от семени земного.// И земное семя не иссякнет,/ Скосит Смерть – Любовь опять посеет.» – в строках мотив «цветенья» соотносится в контексте как с природным миром, так и непосредственно с человеком, с его бытием. Стихотворение целиком построено на параллельных конструкциях, что делает подобную композицию близкой к амебейной. Причудливое сплетение строк, создающее разнообразие синтаксических фигур (от инверсии до симплоки), служит воссозданию колорита народной песни. Довольно много отрицательных сравнений, что также характерно для фольклора: «Не туман белеет в темной роще, /Ходит по темной роще Богоматерь» – сравнение в сочетании с акромонограммой. Присутствуют антитетичные конструкции, усиливающие эмоциональное начало: «Скосит смерть – любовь опять посеет», «Скоро ночь – им только ночь осталась,/ А на утро срежут их косами, / А не срежут – солнце сгубит зноем». Обилие строчных переносов («<…> ты будешь/ Утешаться до скончанья века» и т.д.) способствует повествовательности, развитию действия, однако стих не кажется тяжеловесным в силу выбранного автором хореического размера с чередующейся нулевой и односложной урегулированной анакрусой, что также соответствует представлению о песне (размер хорея, по мнению М.Л. Гаспарова, отвечал требованиям этого жанра). Однако в отличие от песенной классики ХVIII века, где излюбленным был 4-стопный хорей, Бунин использует 5-стопный, заключая в форме магическое значение числа: 5 – это любовь. Не случайно в содержании повторяется слово «любовь»: между любовью и жизнью поэт ставит знак равенства… Таким образом, стихотворение не только обогащается христианской символикой, но и получает религиозно-философскую направленность. Читатель воспринимает романтическую картину мира и ожидает момента молитвенного слияния с природой, что и происходит: с русских взгорьев и земных долин восходит на небо Богоматерь, невидимыми нитями связывая человека с Богом.
3) «Под ними берег, дикий и пустой,// Над ними кондор, тяжкий и усталый» («Кондор», 1902) – антитеза в синтаксическом параллелизме. Библейская традиция. В «МБ» были разночтения: «Под ними берег, дикий и пустой,// Над ними — кондор, тяжкий и усталый».
4) «Ты, как слеза, прозрачна и чиста,// Ты, как рубин, блестишь среди эфира…» («Мира», 1903) — двучастный синтаксический параллелизм, осложненный сравнениями. Восточная традиция.
5) «Да оно не греет,// Да душа не смеет/ Кинуть долгий плен.» («Песня», 1906-1911) – отрицательный параллелизм, соединенный со строфическим. Там же: «Я ли не любила?//Я ли не молила, / Чтоб Господь помог?»; «Девки пряли, шили// Дети с нянькой жили…»; «Ласковей черницы,/Тише пленной птицы/ И бледнее льна»; «А года летели,/ Волоса седели…» – двучастный синтаксический параллелизм. Фольклорная традиция.
6) «Там иволга, как флейта распевала…» (1907) – в стихотворении – амебейная композиция, что соответствует древнейшей традиции в фольклоре. Начало стихотворения: «Там иволга, как флейта распевала…», заключительные строки: «…флейта пела – / И жизнь была чудесно хороша».
7) «…Жили — в страхе// В безвестности — почили…» («Пустошь», 1907) – синтаксический параллелизм, соединенный с хиазмом и осложненный эллипсисом. В сихотворении синтаксический параллелизм соединен с лексическим и строфическим параллелизмом. Трижды слова православного возгласа: «Мир всем». «Мир вам, в земле почившие!» – 1 строка; «Мир вам, давно забытые!» – 11 строка; «Мир вам, неотомщенные!» – 22 строка. Троекратный повтор в тексте симовлически воплощает идею крестного знамения. Крестным знамением осеняет священник верующих на литургии и возглашает «Мир всем — и духови твоему». Это пастырское благословение, имеющие давнюю традицию, вероятно, основывается на благословении, которое Бог дал нашим прародителям (Быт 1, 28: IX,1). Бунин творчески переосмысливает тему благословения, и в его стихотворении слова православного возгласа получают иное семантическое наполнение: «спите с миром». В стихотворении, таким образом, совершается не литургия, а лития по усопшим. Стихотворение названо «Пустошь». Пустошь — невозделанный, заброшенный или незаселенный участок земли. Поэтому и строки о том, что «пройдет железный плуг — и пустошь всколосится/густою рожью. Кости удобряют…» есть напоминание о новозаветной «Притче о зерне». Как зерно, которое для того, чтобы дать плод, должно оказаться в земле и истлеть, так и тело умершего предается земле, чтобы, истлев, в свое время воскреснуть. Кроме того, в трехчастном повторе содержится аллюзия к заповедям блаженств, которые оставил Иисус Христос людям (Лк. 6: 20-23). «Блаженны в земле почившие», «блаженны давно забытые», «блаженны неотомщенные» – в стихотворении Бунина блаженны все те, кто так или иначе страдал. «Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах…» (Лк. 6:20-23). В том же Евангелии от Луки заповедям блаженств противостоят «заповеди горя»: «Горе вам, богатые! Ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! Ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете. Горе вам…» (Лк. 6:24-26). В бунинском стихотворении «Пустошь» с «заповедями горя» соотносимы заключительные строки: «… внуки ваших/ Владык и повелителей испили/ Не меньше вас из горькой чаши рабства». Однако было бы ошибкой рассматривать «Пустошь» только в религиозно-философском и антропологическом контексте. Как и практически во всех произведениях Бунина, в данном стихотворении присутствует конкретный социо-историко-культурный контекст. Здесь представлена и судьба России, всего русского народа («…иногда/ В селе ковали цепи, засекали, / На поселенье гнали…»; «… и снова шли дни труда, покорности и страха…»), и события начала XX века (стихотворение, напомним, написано в 1907 году): «… свидетель/ Великого и подлого, бессильный/ Свидетель зверств, расстрелов, пыток, казней…».
Итак, в строках «… Жили – в страхе, / В безвестности – почили…» заключен цельный, яркий образ русского православного народа и показана его историческая судьба.
8) «Каин» (1906-1907) – стихотворение, целиком построенное на параллелизме, осложненном антитезой. «Род приходит,уходит,// А земля пребывает вовек…» – начало стихотворения. Оппозиция «Каин -Авель» в библейской варианте здесь получает иную лексическую окраску: противопоставление фигуры Каина-великана самому Создателю. Восточная традиция.
9) «Проклят тот, кто велений Корана не слышит.// Проклят тот, кто угас/ Для молитвы и битв, – кто для жизни не дышит,// Как бесплодный Геджас.»; «Ангел Смерти сойдет в гробовые пещеры, -// Ангел Смерти сквозь тьму/ Вопрошает у мертвых их символы веры…» («Зеленый стяг», 1903-1906) — развернутый синтаксический параллелизм, осложненный лексическим повтором. Стихотворение называется «Зеленый стяг», что позволяет читателю репродуцировать в сознании религиозное понятие. «Зеленый стяг» – священное знамя ислама. Однако у Бунина нет ничего случайного. Зеленый стяг — это не только религиозное понятие; в контексте стихотворения это религиозно-философская категория, аллегория человеческого духа, жизни как таковой (см. толкование образа в диссертации И.А. Таировой «Восточные традиции в творческом восприятии И.А. Бунина», М., 2009). Неоднозначен в стихотворении также образ Ангела Смерти. Кто это и что это за «символы веры», которые Он «вопрошает» у мертвых? Вероятно, если бы речь шла исключительно об исламе, тогда мы бы читали «символ веры». Но здесь именно множественное число, позволяющее соотнести понятие с темой совести, вечности, «внутренней верой» каждого человека, который рано или поздно будет держать ответ перед Богом. И не столь важно, кто ты, мусульманин, или буддист, или христианин, важно то, как ты исполняешь закон, как хранишь веру отцов, насколько ты «чист сердцем». Строки приобретают общечеловеческое звучание, и в данном случае синтаксический параллелизм оказывается средством для углубления смысла, заострения читательского внимания на религионо-философских категориях.
10) «Он на запад глядит — солнце к морю спускается./ Светит по морю красным огнем,// Он застыл на скале — ветхий плащ развевается/ От холодного ветра на нем.» («Один», 1906-1907) – строфический и синтаксический параллелизм, осложненный эллипсисом. Традиция мифологии.
11) «Царица битв, она решает битвы,// Судья царей, она неправым мстит…» («Истара», 1906-1907) – синтаксический параллелизм, осложненный синонимией. Восточная традиция. Название стихотворения «Истара» отсылает нас к культуре Востока. В строках же указывается ее место в пантеоне богов и предназначение Истары (или Иштар) у разных народов. Иштар в аккадской культуре — богиня войны и распри (вот потому она «царица битв»), она же (отождествление с Ишхар) — богиня справедливости и высшего суда (вот потому она «судья царей»). В стихотворении проходит мысль о «всеединстве» человечества, и сам образ божества является «скрепой», связующей культуры разных восточных народов. Синтаксический повтор аккумулирует эту идею и, в конечном счете, завершает поэтический образ.
12) «Мекам — восторг, священное раденье,/ Стремление желанное постичь.// Мекам — тоска, блаженное томленье/ И творчества беззвучный клич.» («Мекам», 1906-1907) – развернутый синтаксический параллелизм, осложненный перечислением однородных членов. Восточная традиция. Здесь снова проявляется мастерство Бунина-поэта. В строках синтезируются разные представления народов о Мекке. Мекка (здесь — Мекам, что в переводе с персидского означает «моя Мекка») – не только место поклонения мусульман, священный город, исторический центр всех монотеистических религий, но и, согласно Корану, «духовный центр Вселенной, истинная мать всего мира». Но тогда при чем тут «творчество», какой-то «клич», «томление»? И снова мы вынуждены обратиться к синтаксису. В строках «Мекам — восторг, священное раденье,/ Стремление желанное постичь.// Мекам — тоска, блаженное томленье/ И творчества беззвучный клич.» происходит наложение синтаксических образов; образы наделяются объемностью и глубиной, синтагмы связываются, «скрепляются», в результате чего создается эффект «бинокулярного» зрения. Читатель «прозревает». Оказывается, в стихотворении речь идет не только и не столько об исторической Мекке, а, в первую очередь, о Мекке как символе творчества, искусства словесности. Поэзии сообщается святость, а состояние вдохновленного поэта уподобляется состоянию верующего в молитве. Мекам Бунина («моя Мекка», его Мекка) — это творчество, поэзия, искусство, равноценное вере и молитве. Заключительные строки стихотворения «Я творчеству отдам/ Всю жизнь мою: на расстоянье лука/ Ведет меня к желанному мекам.» смещают в очередной раз смысловые акценты. Главная тема стихотворения — тема поэта и поэзии, тема творчества. Не даром в конце слово «мекам», имя собственное, Бунин пишет со строчной буквы.
13) «Пол мягко устлан — коврики, попоны…// Все старомодно — кресла, туалет,/ Комод, кровать…» («Наследство», 1906-1907) – синтаксический параллелизм, осложненный перечислением однородных членов.
14) «Есть глаза, чей скорбный взгляд с тревогой, / С тайной мукой в сумрак устремлен,// Есть уста, что страстно и напрасно/Призывают благодатный сон.» («Тэмджид», 1905) – двучастный развернутый синтаксический парралелизм. Мифологическая традиция.
15) «Кипя, встает за гребнем гребень, // Крутясь, идет за валом вал, -…» («Океаниды», 1903-1905) – синтаксический парралелизм. Миф. «Как весел ты, о буйный хохот, // Звенящий смех Океанид…»
16) «Как розовое море — даль пустынь.// Как синий лотос — озеро Мерида.» («Стон», 1903-1905) – синтаксический параллелизм, осложненный эллипсисом. Восточная традиция. Как верно отмечает И.А. Таирова, лексема «синий лотос» – «не только сравнение с легендарным озером Мерида», но и символ, заключающий в себе «много смыслов, в том числе связанных с символикой цвета, а также с аллюзиями на многие египетские мифы» (дис. с. 253). В стихотворении синтаксический параллелизм оказывается «скрепой», сцепляющей священные символы и имена в единый поэтический образ. Даль пустынь — это даль веков, синий лотос — жизнь, возрождение, истина, озеро Мерида — место зарождения истины, древняя тайна. Древний Египет — колыбель человечества, зарождение культуры и цивилизации. Таким образом, в строках «обыгрывается» тема «всеединства» культур и народов в историческом, философском, религиозном контекстах.
17) «И были им даны/Одежды белоснежные, и было им сказано: …»; «И солнце стало мрачно,/ Как вретище, И лик луны – как кровь;// И небо свилось, как свиток хартии,/ И звезды устремились вниз, как в бурю/ Незрелый плод смоковницы» («День гнева» (Апокалипсис VI), 1903-1905) – развернутый синтаксический параллелизм, осложненный сравнениями. Библейская традиция. Сравни — псалмы.
18) «Давно унес, развеял ветер южный/ Их голоса от этих берегов…// Давно слизал, размыл прибой жемчужный/ С сырых песков следы подков…» («У берегов Малой Азии», 1903-1906) — двучастный развернутый синтаксический параллелизм, осложненный лексическим повтором слова «давно». Восточная традиция.
19) «И все жарче, шире веет из степей полынь,// И все суше, слаще пахнет горькая полынь.»; «И на мягких крыльях совки трепетно парят,// И на тусклом небе звезды сумрачно горят.» («К востоку», 1903-1906) – развернутый двучастный синтаксический параллелизм, осложненный однородными членами предложения (в первом случае). Восточная традиция.
20) «Помню, как ветер в лугах серебрил верболозы,// Помню, как реяла дальних миражей игра…» («Кольцо», 1903) – синтаксический параллелизм, осложненный лексическими повторами и хиазмом. Фольклорная традиция. Интересна композиция стихотворения. Оно распадается на три пятистишия и заключительное трехстишие. В первых трех строфах амебейная композиция. 1) «В белом песке золотое блеснуло кольцо.»(а) и «Ярко в воде золотое блеснуло кольцо.»(д); 2) «Как его вымыли волны на отмели белой!-» (а) и «Жадной толпою сошлись они к отмели белой!» (д); 3) «Жадно дыша, одевались они на песке,…» (а) и «Чье-то кольцо золотится в горячем песке» (д). Таким образом лексема «кольцо» проходит через все стихотворение, наполняя ее новыми оттенками смысла. Синтагмы выделяют тему стихотворения, и, благодаря повторам, эта тема-образ кольца приобретает символическое значение.
В ранних редакциях (в сб. «Зн» – стояло многоточие в первой строке «В белом песке золотое блеснуло кольцо…», в 10 строке вместо восклицательного знака точка «Жадной толпою сошлись они к отмели белой.». В последующих редакциях Бунин упорядочивает знаки препинания и убирает заключительные строки: «Помню, как реяла дальних миражей игра,// Помню о счастьи безумные, сладкие грезы…// Знойные полдни на белых прибрежьях Днепра!». Убрав заключительные две строчки, Бунин нарушает композицию стихотворения и сообщает всему тексту многозначность.
21) «Над синим понтом — серые руины,/Остатки древней греческой тюрьмы.// На юг — морские зыбкие равнины, / На север — голые холмы.»; «В проломах стен — корявые оливы/ И дереза, сопутница руин,// А под стенами — красные обрывы/ И волн густой аквамарин.» («Развалины», 1903-1904) — развернутый двучастный синтаксический параллелизм, осложненный эллипсисом и соединенный с антитезой. Фольклор. Есть двучастные повторы – «И тихи, тихи…».
22) «Затрепетал, как кедр, и побледнел, как смерть.» («Самсон», 1903-1904) – синтаксический параллелизм, осложненный сравнением. «О, не пленит его теперь Ваала хохот, / Не обольстит очей ни пурпур, ни виссон!-» – отрицательный синтаксический параллелизм словосочетаний, имеющих синонимичную природу. Библейская традиция.
23) «Русская весна» (1905) – строфический и композиционный параллелизм предложений. Схема стихотворения: в строках аб — односоставное предложение, в строках вг — двусоставное. Заключительное четверостишие — обратный порядок.
24) «Всяк свой дар приносим мы:/ Сирота-служанка — ленту,/ Обрученная — свой перстень,/ Мать — свои святые слезы,/ Запоньяр — свои псалмы.» («На пути из Назарета», 1912) – синтаксический параллелизм с перечислением. Библейская традиция.
25) «В тех ли лугах осока да куга,/ В тех ли лугах все чемёр да цветы…»; «Плеткой стрелок по Оленю стебнул,/ Крепкой рукой самострел натянул…»; «В некое время сгожусь я тебе,/ С луга к веселой приду я избе…»; «Чтоб не мочила слезами лица, / Чтоб не боялась кольца и венца.» («Белый олень», 1912) — двучастный синтаксический параллелизм. Фольклор.
26) «В костях руки — железная секира,/ На черепе — венец из серебра.» («Гробница», 1912) — двучастный синтаксический параллелизм, осложненный эллипсисом. Миф.
27) «Над головою — небо в бледных звездах, / Под хвоей — сумрак, мягкий и густой.» («Светляк», 1912) — синтаксический параллелизм, осложненный противопоставлением. Фольклор.
28) «Брала меня Мати за правую руку, / Вела меня Мати к венцу да на муку, // За темные лесы, за синие боры, / За быстрые реки, за белые горы» («Мачеха», 1913) — развернутый синтаксический параллелизм предложений. Фольклор.
29) «Уж как же я буду за церковью выть, голосить!/ Уж как же я выйду наране покосы косить!» («Отрава», 1913) – двучленный развернутый синтаксический параллелизм. Фольклор.
30) Совершенство формы и содержания – в стихотворении «Плакала ночью вдова» (1914). Всего два четверостишия, в которых сопряжено земное и небесное, тварное и вечное. Первое четверостишие: «Плакала ночью вдова:/Нежно любила ребенка, но умер ребенок.// Плакал и старец-сосед, прижимая к глазам рукава,/ Звезды светили, и плакал в закуте козленок.» Второе четверостишие: «Плакала мать по ночам. / Плачущий ночью к слезам побуждает другого: Звезды слезами текут с небосклона ночного, / Плачет Господь, рукава прижимая к очам.» – композиционный, строфический, образный, синтаксический параллелизм. Лексический повтор ( глагол в прошедшем времени «плакал») определяет тему и жанр стихотворения. Тема плача. Интересен в стихотворении образ «звезды». «Звезды слезами текут…» – говорит поэт. Что это значит? В свое время Ф.Д. Батюшков спорил об этом метафорическом сравнении с М.В. Ватсон, утверждая, что под выражением «звезды слезами текут» следует понимать то, что «звезды уподобляются слезам Господа, который проливает их, и они текут по небосклону» (Из письма Ф.Д. Батюшкова от 25 марта 1915 года). Ватсон же полагала, «что плачут сами звезды и их-то слезы текут по небосклону…». «Поэтический спор» Батюшкова с Ватсон Бунин разрешил в своем письме от 27 марта 1915 года. «Многоуважаемый Федор Дмитриевич, Марья Валентиновна, конечно, не права. Сравнения, всяческие одушевления всегда должны диктоваться величайшим чувством меры и такта, никогда не должны быть натянуты, пусты, «красивы» и т. д. Кроме того, я почти всегда очень точно говорю то, что говорю, и до смерти буду учиться этому…» (цит. По: И.А. Бунин. Письма 1905-1919 годов/ Под общ. Ред. О.Н. Михайлова. – с. 325). Таким образом, у Бунина Господь плачет, скорбит. Бог приобретает в стихотворении антропоморфные черты (плачет Господь, «рукава прижимая к очам») и, тем самым, приближается к человеку. Но, что самое главное. Из письма становится понятно, как Бунин относился к слову, и какие поэтические требования предъявлял к искусству словесности.
Обращает на себя внимание тот факт, что в заключительных двух строках вместо «плакал» (глагола в прошедшем времени) «плачет» (глагол в настоящем времени). Почему? Оппозиция прошедшее — настоящее время раскрывает другую, семантическую оппозицию: божественное — тварное, вечное — смертное. Бог вечен, люди и животные — Его земные создания. Тема вечности, тема «круга земного», заключенная в параллелизме синтаксических конструкций, становится доминирующей, главной темой стихотворения.
31) «Из белого огня — раскрытые скрижали,// Из черного огня — святые письмена.» («Тора», 1914) – синтаксический параллелизм, осложненный эллипсисом. Что значит белый и черный огонь? Заключительное четверостишие раскрывает значимость оппозиции «белый — черный». Белый огонь принадлежит Богу, черный огонь — людям. Белый огонь — символ, атрибут святости, духовности, черный огонь — символ материального, телесного. Тора (Божественное Откровение, Закон), который ниспослал Господь через Моисея людям совмещает в себе «два огня» – духовное и материальное. Таким образом двучленность синтаксического параллелизма опосредована дуалистичностью поэтического образа — Торы.
32) «Не видя, видит взор иное, / чудесное и неземное,// Не слыша, ясно ловит слух/ Восторг гармонии небесной…» («Дурман») – синтаксический параллелизм, фольклор.
33) «То не красный голубь метнулся// Темной ночью над черной горою – // В черной туче метнулась зарница…»; «Не пушки в горах грохочут — / Гром по горам ходит,/ Проливной ливень в лужах плещет, / Синяя зарница освещает…» – отрицательный развернутый синтаксический параллелизм. Фольклор.
34) «Не могилы, не кости – / Царство радостных грез.// Не плита, не Распятье – / Предо мной до сих пор/ Институтское платье/ И сияющий взор»; «Разве ты одинока?/ Разве ты не со мной/ В нашем прошлом, далеком, / Где и я был иной?» («Свет незакатный», 1917) — развернутый синтакаксический параллелизм, в первом случае осложненный антитезой. Библейская традиция. В первой редакции стихотворение было опубликовано в сборнике «Эпоха», кн. 1, М., 1918 под заголовком «Могила»; потом в «Южном слове» за 1919 год (6/19 октября, № 39) без заглавия; впервые под заголовком «Свет незакатный» – в парижской газете «Общее дело» за 1921 год, 25 декабря (№ 525). В сборнике «Роза Иерихона» (Берлин, 1924), итоговый сборник – «Избранные стихи» (Париж, 1929) и Том 8, собр. Соч. Петрополис. Почему Бунин отказывается от первоначального названия? В синтаксическом параллелизме акценты расставлены на лексемы «царство радостных грез» и «сияющий взор». Эти лексемы опосредованы темой стихотворения, и могут рассматриваться как синонимы. Повтор синтаксических конструкций позволяет нам выделить ключевое слово — «свет незакатный». Благодаря заголовку, читательское восприятие с образа смерти, атрибутами которой выступают в стихотворении «могилы, кости, могильные плиты, кресты, погост», переключается на тему вечности в «круге земном».
Синтаксический параллелизм позволяет Бунину расставить нужные смысловые акценты, и изменение заголовков стихотворения еще больше в этом убеждает.
35) «Откуда же являешься ты мне?// Зачем же воскресаешь Ты во сне?» – («Печаль ресниц, сияющих и черных…», 1922) — двучастный синтаксический параллелизм предложений.
36) «Поет о том, что мы живем, / Что мы умрем, что день за днем// Идут года, текут века…» «Петух на церковном кресте», 1922) – многочленный синтаксический параллелизм, осложненный антитезой, градацией. Впервые в «Медном всаднике», кн.1, Берлин, 1923 в первой строке «Плывет, плывет, бежит, бежит…» и сборники «Роза Иерихона», Берлин, 1924, «Избранные стихи», Париж, 1929, Том 8, Петрополис. Библ.
37) «Я, тишину познавший гробовую,// Я, восприявший скорби темноты…» («Надпись на могильной плите», 1901) — двучастный синтаксический параллелизм предложений. «Я не питал змею вражды на брата, / Я все простил по слову Твоему» – отрицательный синтаксический параллелизм предложений. Библейская традиция.
38) «Взгляну на горы — там высоко/ Меж скал ущелье поднялось/ И в синее пятно слилось;// Взгляну в долины — там широко/ В заливе море разрослось/ И меж лесных стволов сияет…» («Горный путь к морю», 1902) — развернутый двучастный синтаксический параллелизм, осложненный антитезой и эллипсисом.
39) «Не много нас, елей хранивших/ Для тьмы, обещанной Тобой.// Не много верных, не забывших,/ Что встанет день над этой тьмой» («Во полунощи», 1914 – 1919) – двучастный развернутый синтаксический параллелизм. Библейская традиция. Стихотворение написано на сюжет евангельской притчи (Мф. 25: 1-13) и тропаря «Се жених грядет в полунощи» (ком. А.К. Бабореко). Примечательно, что в ранней редакции стихотворения под заголовоком «Невесты» («Ежемесячный журнал», январь, 1916) заключительного четверостишия не было, то есть не было тех строчек, в которых есть синтаксический параллелизм предложений. И мы бы могли, действительно, читать произведение только как переложение евангельского текста. Однако поэт (благодаря заключительным строкам) создает новое жанровое образование — историко-философское стихотворение, содержащее авторскую оценку событий 1914-1919 годов. Кто это – «хранившие елей», «верные и не забывшие»? Верные сыны России, которые сражались, шли на смерть в годы Первой мировой и Гражданской войны, или те, кто стал «свидетелем» «ужасного и подлого», но остался верен Царю и Отечеству, или все верующие? Если бы не было заключительного четверостишия, читатель бы так и думал, что да, мол, верующие.
Образ тьмы в стихотворении также символичен. С одной стороны, в стихотворении содержатся аллюзии на библейскую трактовку образа тьмы («тьма египетская», «тьма апокалипсическая», «тьма неверия»). С другой стороны, исторический контекст стихотворения позволяет интерпретировать образ тьмы как метафору действительности начала ХХ века. Таким образом синтаксический параллелизм заключительного четверостишия становится ключом к дешифровке всего лирического текста.
40) «Будь огонь в светце — я б погрелася,/ Будь дрова в печи — похлебала б щец» («Баба-яга», 1906-1908) и «Будь огонь в светце — я б погрелася, / Будь капустный клок — похлебала б щец» («Русская сказка Дней Ленина», 1921) — двучастный синтаксический параллелизм, осложненный эллипсисом. Данный случай особенно любопытен в связи со следующим обстоятельством. «Русская сказка Дней Ленина» (1921) написана на основе раннего стихотворения «Баба-яга» (1906-1908).
Впервые произведение под заголовком «Баба-яга» было опубликовано в журнале «Образование» (1907, №8, с.17) с пометкой «Из цикла «Русь». Потом в 1915 году в Полном собрании сочинений (Пг., 1915) под тем же заголовком. Чуть позже, в газете «Огни» Бунин публикует («Огни», 1921, 29 августа, №4, с. 2) под названием «На море, на океане» новое стихотворение, которое в своей основе содержало вставку – строки раннего, фольклорного стихотворения («Баба-яга»). В стихотворении, написанном уже в форме диалога двух сказочных персонажей — Ворона и Бабы-яги, дана злободневная картина в исторической ретроспективе. Фольклорные образы (Бабы-яги, островка Буяна, Ворона) — приобретают символическое значение. Кто это или что это? Русь с ее многовековым укладом, традициями, культурой? Русский народ с его проявлениями «темного» и «светлого», «татарщиной», укоренившейся в духе и менталитете? Или это персонификация мирового зла, тьмы, смерти, беды, знак «дурного» пророчества, символ тления?.. Возможно, и то, и другое.
Далее. Если в раннем стихотворении «темная осень»,«холодный сруб», «бурый дуб», «дым от лык», то в стихотворении «На море, на океане» – «тьма да мга», «пргнивший сруб», «голый дуб», «чертов ларец». Бунин намеренно сгущает краски, чтобы показать «сказочную жизнь» в России, наступившую вслед за убийством Царя и развалом Российской Империи.
Внесены изменения и в синтаксический параллелизм предложений. Вместо «дров в печи» в стихотворении «На море, на океане» – «капустный клок». Оказывается, в дни Ленина не то, что дров, клока капусты для Бабы-яги не осталось. Бунин создал, таким образом, историко- философское стихотворение, в котором есть место для иронии. Иронично само название стихотворения «Русская сказка Дней Ленина». Саркастический оттенок приобретают заключительные, мудрые слова Ворона: «Черт тебе велел к черту в слуги лезть, / Дура старая, неразумный шлык!».
Больше стихотворение «Баба-яга» Буниным не было опубликовано. Однако поэт продолжал публиковать и искать более точного, емкого названия для своего, второго стихотворения («На море, на океане»). Так, под заголовком «На острове Буяне» оно было опубликовано в «Розе Иерихона» (Берлин, 1924) без изменений в содержании и форме (с указанием даты — 15.08. 1921). Затем в «Избранных стихах» (Париж, 1929) под названием «Русская сказка» без изменений в содержании, с указанием даты написания (15.08. 1921). И, наконец, в Собрании сочинений (Берлин, том 8 , 1935 год) автор оставляет заголовок «Русская сказка». Правда, позднее, внося правку в свое собрание сочинений (Петрополис) Бунин дополняет заглавие этого стихотворения («Русская сказка. Дней Ленина»).
Использовав фольклорные образы, фольклорный сюжет, Бунин создал стихотворение, которое может восприниматься как знак эпохи. Текст «Русской сказки» представляет собой сложный языковой знак, код, в котором синтаксические повторы не только являются фоном, на котором ярче проявляется общая идея (русская тема в историко-философском прочтении), но и способствуют более глубинному созданию сущностного смысла и надежному пониманию этого смысла.
Проанализировав ряд стихотворений Бунина, не сложно убедиться в том, что синтаксический параллелизм был одним из наиболее востребованных фигур в его поэзии. Параллелизм часто сопровождался лексическим повтором, антитезой, эллипсисом, хиазмом. Тождественное расположение элементов речи в смежных частях текста позволяло Бунину создать единый, завершенный поэтический образ. Синтаксические повторы в лирических и лиро-эпических текстах усиливали их выразительность, задавали ритм, напевность; были фоном для сопоставления высказываний. Синтаксические повторы (в совокупности с эллипсисом) способствовали усилению динамизма в строках, передавали эмоциональное напряжение (вместе с многоточием). Чаще всего синтаксический параллелизм присутствовал в стихотворениях исторических, религиозно-философских, фольклорных. Излюбленным видом синтаксического повтора для Бунина был двучленный синтаксический параллелизм, соединенный с эллипсисом (для стихотворений религиозно-философского содержания) и отрицательный двучастный синтаксический параллелизм (для стихотворений с фольклорной основой). В стихотворениях восточной тематики синтаксический параллелизм чаще всего развернутый, многочленный, осложненный перечислением однородных членов, сравнениями, антитезами. Это в очередной раз демонстрирует знание Буниным характера одного из наиболее сложных стилистических приемов построения поэтической речи.
Итак, синтаксический параллелизм (в разных вариантах) в поэзии И.А. Бунина есть и отражение древнейших традиций (восточной, библейской, фольклорной русской), и проявление гения художника слова.
Литература:
Leave a Reply
You must be logged in to post a comment.